12 сентября 1987 г.
Уважаемый Михаил Сергеевич! Долго и непросто приходило решение написать это письмо. Прошел год и 9 месяцев после того, как Вы и Политбюро предложили, а я согласился возглавить Московскую партийную организацию. Мотивы согласия или отказа не имели, конечно, значения. Понимал, что будет невероятно трудно, что к имеющемуся опыту надо добавить многое, в том числе время в работе. Все это меня не смущало. Я чувствовал Вашу поддержку, как — то для себя даже неожиданно уверенно вошел в работу. Самоотверженно, принципиально, коллегиально и по — товарищески стал работать с новым составом бюро. Прошли первые вехи. Сделано, конечно, очень мало. Но, думаю, главное [не перечисляя другое] — изменился дух, настроение большинства москвичей. Конечно, это влияние и в целом обстановки в стране. Но, как ни странно, неудовлетворенности у меня лично все больше и больше. Стал замечать в действиях, словах некоторых руководителей высокого уровня то, что не замечал раньше. От человеческого отношения, поддержки, особенно некоторых из числа состава Политбюро и секретарей ЦК, наметился переход к равнодушию к московским делам и холодному — ко мне. В общем, я всегда старался высказывать свою точку зрения, если даже она не совпадала с мнением других. В результате возникало все больше нежелательных ситуаций. А если сказать точнее — я оказался неподготовленным со всем своим стилем, прямотой, своей биографией работать в составе Политбюро. Не могу не сказать и о некоторых достаточно принципиальных вопросах. О части из них, в том числе о кадрах, я говорил или писал Вам. В дополнение. О стиле работы Е. К. Лигачева. Мое мнение [да и других]: он [стиль], особенно сейчас, негоден [не хочу умалить его положительные качества]. А стиль его работы переходит на стиль работы Секретариата ЦК. Не разобравшись, копируют его и некоторые секретари «периферийных» комитетов. Но главное — проигрывает партия в целом. «Расшифровать» все это — для партии будет нанесен вред [если высказать публично]. Изменить что — то можете только Вы лично для интересов партии. Партийные организации оказались в хвосте всех грандиозных событий. Здесь перестройки [кроме глобальной политики практически нет. Отсюда целая цепочка. А результат — удивляемся, почему застревает она в первичных организациях. Задумано и сформулировано по — революционному. А реализация, именно в партии, — тот же прежний конъюнктурно — местнический, мелкий, бюрократический, внешне громкий подход. Вот где начало разрыва между словом революционным и делом в партии, далеким от политического подхода. Обилие бумаг [считай каждый день помидоры, чай, вагоны… а сдвига существенного не будет], совещаний по мелким вопросам, придирок, выискивание негатива для материала. Вопросы для своего «авторитета». Я уже не говорю о каких — либо попытках критики снизу. Очень беспокоит, что так думают, но боятся сказать. Для партии, мне кажется, это самое опасное. В целом у Егора Кузьмича, по — моему, нет системы и культуры в работе. Постоянные его ссылки на «томский опыт» уже неудобно слушать. В отношении меня после июньского пленума ЦК и с учетом Политбюро, состоявшегося 10 сентября, нападки с его стороны я не могу назвать иначе, как скоординированная травля. Решение исполкома по демонстрациям — это городской вопрос, и решался он правильно. Мне непонятна роль созданной комиссии, и прошу вас поправить создавшуюся ситуацию. Получается, что он в партии не настраивает, а расстраивает партийный механизм. Мне не хочется говорить о его отношении к московским делам. Поражает: как можно за два года просто хоть раз не поинтересоваться, как идут дела у более чем миллионной парторганизации. Партийные комитеты теряют самостоятельность [а уже дали ее колхозам и предприятиям]. Я всегда был за требовательность, строгий спрос, но не за страх, с которым работают сейчас многие партийные комитеты и их первые секретари. Между аппаратом ЦК и партийными комитетами [считаю, по вине т. Е. К. Лигачева] нет одновременно принципиальности и по — партийному товарищеской обстановки, в которой рождается творчество и уверенность, да и самоотверженность в работе. Вот где, по — моему, проявляется партийный «механизм торможения». Надо значительно сокращать аппарат [тоже до 50 процентов] и решительно менять структуру аппарата. Небольшой пусть опыт этого есть в московских райкомах. Угнетает меня лично позиция некоторых товарищей из состава Политбюро ЦК. Они умные, поэтому быстро и «перестроились». Но неужели им можно до конца верить? Они удобны, и, прошу извинить, Михаил Сергеевич, но мне кажется, они становятся удобны и Вам. Чувствую, что нередко появляется желание отмолчаться тогда, когда с чем — то не согласен, так как некоторые начинают играть в согласие. Я неудобен и понимаю это. Понимаю, что непросто и решить со мной вопрос. Но лучше сейчас признаться в ошибке. Дальше, при сегодняшней кадровой ситуации, число вопросов, связанных со мной, будет возрастать и мешать Вам в работе. Этого я от души не хотел бы. Не хотел бы и потому, что, несмотря на Ваши невероятные усилия, борьба за стабильность приведет к застою, к той обстановке [скорее подобной], которая уже была. А это недопустимо. Вот некоторые причины и мотивы, побудившие меня обратиться к Вам с просьбой. Это не слабость и не трусость. Прошу освободить меня от должности первого секретаря МГК КПСС и обязанностей кандидата в члены Политбюро ЦК КПСС. Прошу считать это официальным заявлением. Думаю, у меня не будет необходимости обращаться непосредственно к пленуму ЦК КПСС.
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий